Когда заходит речь о конструкторах советских танков, обычно первым делом вспоминают М.И. Кошкина, одного из авторов Т-34. Вспоминают и А.А. Морозова, который после смерти Кошкина стал главным конструктором Харьковского завода, в годы войны эвакуированного в Нижний Тагил. На слуху Ж.Я. Котин — главный конструктор целого ряда танков (как правило, тяжёлых, от КВ-1 до ИС-2). Чуть менее известен Н. А. Астров — создатель Т-40, Т-60, Т-70 и других боевых машин лёгкого класса. А вот если вспоминать более ранний период отечественного танкостроения, то там всплывает не так много известных фамилий. Отчасти это связано с тем, что у многих конструкторов довоенных танков судьба сложилась очень непросто.
Трудной оказалась судьба и у героя данного материала — Семёна Александровича Гинзбурга. 18 января исполнилось 120 лет со дня рождения этого талантливого инженера-танкостроителя. Под его началом были созданы самые массовые и известные советские танки межвоенного периода — прежде всего, это касается Т-26, БТ, Т-28 и Т-35. Кроме того, занимая должность главного конструктора завода №185, Гинзбург руководил работами по созданию целого ряда танков и самоходных артиллерийских установок. Среди его разработок значатся лёгкий танк Т-50 и самоходная артиллерийская установка СУ-12 (СУ-76), которая сыграла в судьбе Гинзбурга роковую роль. В столь знаменательную дату стоит вспомнить об этом человеке, чей вклад в отечественное танкостроение огромен. Ведь для его детищ война началась ещё в 1936 году, а закончилась в августе 1945 года на Дальнем Востоке.
Главный конструктор первой волны
Несмотря на то, что путь Гинзбурга как инженера-конструктора начался в 1929 году, через десять лет после начала работ по «Рено-русскому», его можно смело называть советским танкостроителем первой волны. Начинали отечественное танкостроение ещё инженеры-конструкторы старой закалки, во многом идя по пути проб и ошибок. Это были люди вроде С.П. Шукалова, руководителя Технического бюро ГУВП (позже преобразовано в Главное конструкторское бюро Орудийно-арсенального треста, ГКБ ОАТ). Образование большинство из них получило либо до революции, либо в первые годы советской власти, при этом непосредственно танкостроением они занялись уже после освоения первой специальности. Техническое бюро ГУВП стало кузницей кадров, позже часть его сотрудников добилась больших высот в танкостроении.
Путь С.А. Гинзбурга в танкостроение существенно отличался от большинства его коллег. Благодаря сохранившейся автобиографии стали известны перипетии судьбы будущего главного конструктора, которые лишний раз показывают его неординарность. Вряд ли бы в других условиях Семён Александрович, родившийся 18 января 1900 года в Луганске, мог рассчитывать на то образование, которое получил при советской власти. Родился он в семье рабочего-печатника, состоявшего в ВКП(б), активного революционера и участника Гражданской войны. После окончания в 1913 году начальной школы Гинзбург начинает работать, продолжая, по мере возможности, учиться. До революции он работал, в основном, рассыльным.
В 1918 году Гинзбург поступил в 1-й класс коммерческого училища, но в январе 1919 года его судьба круто изменилась — он добровольно вступил в Красную армию. В ноябре 1919 года, находясь в Симбирске, Гинзбург вступил в ВКП(б). Местом службы стал лёгкий артиллерийский дивизион 3-й стрелковой дивизии. После отступления дивизии в Воронеж Гинзбург поступил в Артшколу комсостава армии Южного фронта. В июле 1920 года, после её окончания, его назначают комвзвода 1-й батареи 3-го лёгкого артиллерийского дивизиона 52-й стрелковой дивизии. В её составе Гинзбург воевал под Каховкой и участвовал в штурме Крыма.
В 1921 году Гинзбург продолжил обучение, на сей раз в 4-й Киевской артшколе. По её окончании воевал против махновцев в составе той же 52-й стрелковой дивизии. С 1922 года он продолжил службу курсовым командиром — сначала на Ростовских командных курсах, а затем в Краснодарской артшколе. После расформирования артшколы его переводят в Ленинград, в 1-ю Ленинградскую артшколу. В том же году Гинзбург поступает в Артиллерийскую академию РККА (с 1926 года — Военно-техническая академия им. Ф.Э. Дзержинского). Закончил он академию в 1929 году по танковой специальности. Таким образом, в танкостроение Семён Александрович пришёл весьма интересным путём — он являлся одним из первых советских инженеров-танкостроителей, которые обучались этому изначально.
После выпуска из академии Гинзбурга направили на завод «Большевик» инженером-конструктором. В то время это был единственный в СССР завод, производивший танки. Как раз в 1929 году началось более или менее массовое производство Т-18 (МС), первого советского танка полностью собственной конструкции. Впрочем, работа на «Большевике» (точнее, первый её этап) продолжался недолго. 3 ноября 1929 года образуется Управление механизации и моторизации (УММ) — таким образом, танковые войска выделяются в независимую структуру. К тому же, ещё в первой половине 1929 года под Казанью начинают работу ТЕКО (технические курсы Осоавиахима) — те самые, где обучались немецкие танкисты. Как известно, учились там далеко не только немецкие танкисты. Согласно отчёту, через ТЕКО прошло 65 человек из числа комсостава, из них 8 являлись инженерами-конструкторами. Одним из первых среди них был как раз Гинзбург, окончивший курсы в октябре 1929 года. Разумеется, это только добавило ему опыта, кроме того, он наверняка видел немецкие средние танки Großtraktor, которые как раз в 1929 году начали испытывать под Казанью. Таким образом, к началу 1930 году УММ получило специалиста очень высокой квалификации.
Дальнейшая работа С.А. Гинзбурга была связана с УММ КА, в распоряжение которого он поступил в начале 1930 года. Впервые он появляется в переписке по УММ КА во время обсуждения проекта лёгкого танка Т-19, датированного 5 марта 1930 года. Ряд специалистов, занимающихся бронетанковой техникой, называют одним из авторов Т-19 самого Гинзбурга. Это в корне неверно — к разработке Т-19 он отношения не имел, поскольку выступал со стороны УММ, то есть заказчика данной боевой машины. Разрабатывался Т-19 КБ завода «Большевик» совместно с ГКБ ОАТ, главным конструктором машины являлся Шукалов, а ведущим инженером — Г.С. Прахье. Да и дальнейшие события показали, что Гинзбург не отстаивал данную машину. Не соответствует действительности и информация о работе Гинзбурга под началом Шукалова. На самом деле в ГКБ ОАТ Семён Александрович никогда не работал — более того, они фактически находились по разные стороны баррикад.
Ещё одним заблуждением является участие Гинзбурга в поездке за рубеж в 1930 году — в комиссии, которую возглавлял начальник УММ КА И.А. Халепский, его не было. Целью поездки данной комиссии являлась закупка образцов зарубежных танков. В итоге было закуплено 20 танкеток Carden-Loyd Mk.VI, 15 Vickers Mk.E Type A, а также 15 Medium Tank Mk.II. Кроме того, удалось заполучить кое-какую информацию о A6 Medium Tank, а также A1E1 Independent. Согласно докладу Халепского, в поездке участвовал член НТК Бегунов, а Гинзбург как раз в это время вёл (по линии УММ) работы над Т-19 и Т-20. Работы по данным машинам затягивались, поэтому «Виккерс 6-тонный» стал рассматриваться УММ КА как резервный вариант. Скорее всего, примерно тогда же Гинзбург, работавший в НТК (научно-технической комиссии) УММ КА, и сделал ставку на английскую машину. Его же назначили начальником испытательной группы, которая занималась тестированием английского танка сопровождения пехоты. Эта машина являлась прямым заменителем Т-18, уступая по вооружению, но превосходя его по остальным параметрам. Кстати, и на Medium Tank Mk.II были виды, так как ситуация с Т-12/Т-24 оказалась катастрофической. Правда, английский средний танк был устаревшим и сложным в производстве, поэтому идея с организацией выпуска Medium Tank Mk.II в Харькове довольно быстро ушла в небытие.
На почве перехода приоритетов от создания полностью своего танка к копированию зарубежного образца между Гинзбургом и Шукаловым возникла большая неприязнь. Шукалов лоббировал разработки ГКБ ОАТ, считая, что надо развивать танки собственной конструкции, даже если они уступают зарубежным машинам. Это расходилось с мнением УММ КА, к которому относился Гинзбург. Красной армии требовалась современная боевая машина, которая соответствовала бы принятым тактико-техническим требованиям. В случае с Т-19 и Т-20 такого явно не наблюдалось, а танков требовалось много. Международная обстановка требовала сильной армии и большого количества танков. Судя по дальнейшему расследованию УММ, люди Шукалова даже пошли на саботаж при испытаниях В-26 (в переписке именовался как Vickers Mk.E). Неспроста машина глохла на испытаниях в конце 1930 года. Впрочем, это уже не могло спасти Т-19: 13 февраля 1931 года В-26 приняли на вооружение как Т-26.
Ещё раньше, 28 января 1931 года, было создано КБ-3 ВОАО (Всесоюзное орудийно-арсенальное объединение), которое возглавил Гинзбург. К огромному неудовольствию Шукалова, который направил в адрес Халепского большое письмо, где раскритиковал данную идею в целом и Гинзбурга в частности. Письма не помогли: под начало Гинзбурга перевели ГКБ ОАТ, включая Заславского, заместителя Шукалова. Решение абсолютно верное, особенно с учётом того, что Гинзбург был человеком УММ. Таким образом, Гинзбург стал первым главным конструктором, имевшим прямую «танковую» специальность. Это было лишь начало: в мае 1932 года на базе Военно-технической академии им. Ф.Э. Дзержинского организовали Военную академию механизации и моторизации РККА (ВАММ РККА) им. И.В. Сталина. Её выпускниками были Ж.Я. Котин, А.С. Ермолаев и ряд других известных отечественных конструкторов бронетанковой техники.
Главный конструктор первой половины 30-х годов
1931 год стал для Семёна Александровича временем крайне кипучей деятельности. Можно сказать, что он выступал в роли палочки-выручалочки УММ КА, руководство направляло его на самые сложные участки. Так исторически сложилось, что Гинзбург оказался причастен к работам по основным танкам, которые поступили на вооружение Красной армии. Помимо Т-26, прямое отношение Гинзбург имел и к БТ. С мая по июль 1931 года он занимал должность начальника специального конструкторского бюро танко-тракторного отдела Харьковского паровозостроительного завода. Завод в это время переживал чехарду изменений по линии танкостроения. Сначала он должен был выпускать Т-24, далее, когда стало ясно, что танк не получается, возникла идея организовать на нём выпуск ТГ-1. Впрочем, и детище Эдварда Гроте оказалось не лучшей идеей, поэтому было принято решение выпускать на ХПЗ советский вариант Christie Convertible Medium Tank M1940. Как раз эту задачу и возложили на Гинзбурга. 23 мая 1931 года на заседании Комиссии Обороны СССР было решено ввести данный танк в систему автобронетанкового вооружения РККА как быстроходный танк-истребитель. Этот день считается датой принятия на вооружение БТ-2. Собственно говоря, как раз после принятия данного решения Гинзбурга вместе с ещё 14 конструкторами КБ-3 ВОАО срочно направили в Харьков.
Работы над документацией завершились 26 июля. Уже в августе 1931 года Гинзбург возвращается в Москву, а руководство КБ принимает сначала Н.М. Тоскин (также человек УММ КА), а затем А.О. Фирсов. Так или иначе, но рождение БТ также связано с Гинзбургом. Более того, в дальнейшем пути детищ Гинзбурга и БТ неоднократно пересекались (прежде всего, по башням).
По возвращении в Москву у главного конструктора КБ-3 ВОАО более чем хватало работы. В 1931 году Гинзбург ещё раз посетил ТЕКО, при этом в его обязанности входила организация сбора документации и отчётов по испытаниям немецких танков. Помимо уже упоминавшихся Großtraktor, под Казанью второй год испытывались образцы лёгких танков Leichttraktor. Поездка Гинзбурга в Казань оказалась весьма плодотворной. Немецкие танки были довольно бестолковыми в целом, но ряд элементов, которые на них использовались, вполне годились для использования на отечественных боевых машинах. Особенно это касалось Leichttraktor, чья башня имела спаренную установку орудия с пулемётом, а также перископический прицел. И то, и другое было позаимствовано для советских танков. Также интерес представляли сварные корпуса и башни — как раз в это время Ижорский завод внедрял сварку на МС-1 и осваивал её для Т-26. Интерес представляли ТПУ и радиостанции, а также поручневые антенны. Одним словом, немцы даже не могли себе представить, сколько всего у них «подрезала» советская сторона. Были сэкономлены годы работы. Кстати, на БТ-2 изначально также планировалась спаренная установка вооружения, но по ряду причин в серию она не пошла.
Одним из приоритетов КБ-3 ВОАО являлось сопровождение деятельности по внедрению Т-26. Вместе с тем, шли работы по совершенно новым танкам. Неудача с Т-24 и ТГ-1 стала причиной развёртывания работ по новому среднему танку. Теперь ориентиром стал английский Vickers Medium Tank A6, по которому имелись обрывочные сведения, и который англичане не очень-то хотели продавать Советскому Союзу. Зато под Казанью удалось изучить Großtraktor, который в исходном виде не годился для копирования, но ряд его элементов представлял интерес. За основу проекта, получившего обозначение Т-28, взяли концепцию английского танка — то есть машина имела 3 башни (главную и 2 пулемётных), а также боевую массу 16 т. Вместе с тем, часть элементов бралась с Großtraktor Krupp. Это, прежде всего, ходовая часть, некоторые решения по смотровым приборам, а также моторы поворота башни. Руководителем работ по Т-28 являлся Гинзбург, вместе с ним разработку машины осуществлял О.М. Иванов (на тот момент — конструктор КБ-3 ВОАО).
В случае с Т-26 работы КБ-3 ВОАО шли, прежде всего, по линии усиления вооружения. Чисто пулемётный танк УММ КА не устраивал. Временной мерой стало освоение выпуска Т-26 с установкой в правой башне 37-мм пушки «Гочкис», проводились работы и по 37-мм орудиям Б-3. Вместе с тем, становилось очевидно, что требуется новая, двухместная башня. И вот тут как раз очень пригодился немецкий опыт. К концу 1931 года на «Большевике» разработали установку спаренной 37-мм пушки Б-3 с пулемётом ДТУ в двухместной башне, которая здорово напоминала Leichttraktor. Аналогичные работы проводились и в 1932 году. 16 февраля 1932 года танковое производство «Большевика» выделили в отдельное предприятие — завод №174 им. Ворошилова. В то же время на заводе был организован ОКМО (опытно-конструкторский машиностроительный отдел), который и занимался подобными работами. Его начальником стал Н.В. Барыков, до того курировавший работы по ТГ-1. Гинзбург же стал главным конструктором ОКМО, совмещая при этом должность главного конструктора КБ-3 ВОАО. Такая ситуация сохранялась вплоть до переброски КБ-3 ВОАО в Ленинград, где его влили в состав ОКМО. Завершился этот процесс осенью 1932 года.
Как раз в таком подвешенном состоянии пребывали работы по Т-28. Общее руководство осуществлял Барыков, главным конструктором являлся Гинзбург, а ведущим инженером — Иванов. Практически в том же составе был разработан ещё один танк — Т-35. Данная машина стала, можно сказать, резервным вариантом программы танка прорыва. Вообще военные хотели получить совсем другую машину — типа FCM 2C (65-тонный, а затем 90-тонный танк прорыва с мощным вооружением и толстой бронёй). Разработка затянулась, да и танк получался очень дорогой, поэтому появился проект другой машины — менее тяжёлой, примерно соответствовавшей английскому A1E1 Independent. Эти работы стали продолжением программы ТГ-1, которой занимался Барыков. Впрочем, получившийся 35-тонный танк не был похож ни на ТГ-1, ни на A1E1 Independent. Эта машина также была принята на вооружение Красной армии в 1932 году. Следует отметить, что первый образец Т-35 имел башенку механика-водителя по типу Großtraktor Krupp, а также 76-мм пушку ПС-3 конструкции П.Н. Сячинтова, который стал в ОКМО главным по разработке танков и самоходных артиллерийских установок.
Ещё одной боевой машиной, разработанной с участием Гинзбурга и Барыкова, стал разведывательный танк-амфибия Т-37. Стоит отметить, что это не тот Т-37, который мы знаем. Речь идёт о танке на базе опытного танка Т-33 (также разработан под руководством Гинзбурга), который создали по мотивам английского малого танка-амфибии Vickers Carden-Loyd M1931. В 1932 году СССР приобрёл 8 таких танков, при этом Т-33 разработали практически по фотографиям и с оглядкой на приобретённый в 1930 году тягач, имевший ту же базу. Опытный Т-37 стал основой для создания того самого танка, который приняли на вооружение Красной армии в 1933 году — причём, судя по документам, и первую машину также приняли на вооружение Красной армии. Случилось это всё в том же 1932 году. Таким образом, Семён Александрович имеет самое прямое отношение к танкам, ставшим основой бронетанкового парка РККА в предвоенные годы — Т-26, Т-28, Т-37 и Т-35. Эти заслуги оценили в руководстве УММ КА: в октябре (по другим данным, в ноябре) 1932 года Гинзбург был награждён орденом Ленина. Также высокой правительственной награды удостоились Барыков и Иванов.
С 1932 года ОКМО становится центром разработки танков и самоходных артиллерийских установок. Высокая нагрузка и большой объём работ привели к тому, что возникла потребность в создании отдельного завода. К 1 ноября 1933 года ОКМО выделили в опытный завод №185 им. Ворошилова, его директором стал Барыков, а Гинзбург сохранил должность главного конструктора. Постепенно на заводе №185 сконцентрировали работы по большинству бронетанковых направлений. Например, в 1934 году именно сюда передали наработки по колёсно-гусеничному танку Т-29, а также плавающему танку ПТ-1А. Тогда же в Ленинград перебрался В.Н. Цейц. Имел влияние завод №185 и на конструкцию танков семейства БТ. Неслучайно цилиндрические башни БТ-5 и БТ-7 очень похожи на башни Т-26. Продолжались работы и по разведывательным танкам-амфибиям, которые, впрочем, не стали сменщиками Т-37А, а также появившегося позже Т-38. Одновременно завод №185 стал кузницей кадров. Именно тут начинался путь как танкостроителя того самого Кошкина. Кошкина можно вполне считать учеником Гинзбурга, поскольку некоторое время он работал под его началом, в частности, организуя производственные процессы по Т-29. Знаменитыми выходцами с завода №185 стали И.С. Бушнев, Г.Н. Москвин и Л.С. Троянов.
В 1934 году завод №185 работал по целому ряду направлений. Помимо доводки Т-29 и ПТ-1А, которые как раз были переданы на завод в 1934 году, там работали по артиллерийскому танку Т-26-4, различным спецмашинам на базе Т-26, а также над колёсно-гусеничным танком Т-46, который должен был сменить Т-26. На базе Т-26 разработали «малый триплекс» СУ-5, а также самоходную установку СУ-6, вооружённую 76-мм зенитной пушкой 3-К. Позже к ним прибавился «артиллерийский танк» АТ-1 — фактически лёгкая штурмовая САУ с 76-мм орудием ПС-3. На базе Т-28 разработали тяжёлую САУ СУ-14 и проект зенитной САУ СУ-8, а на базе Т-35 спроектировали «большой дуплекс СУ-7». Велась работа над рядом танковых моторов. Далее добавился колёсно-гусеничный танк-амфибия Т-43. Столь существенный объём работ, который взвалили на завод, явно не шёл на пользу. При этом нередко заводы-смежники (например, завод №174) пускали свои собственные работы на самотёк. Развитие Т-26 там велось по остаточному принципу, это касалось и мотора, причины банальны — «скоро будет Т-46, зачем зря тратить время?» Надо сказать, что и БТ развивался небыстро. Похожая ситуация сложилась и с Т-28, причины примерно те же — развитие программы Т-29, который должен был сменить Т-29 на Кировском заводе.
Такое ведение дел сыграло крайне негативную роль во второй половине 30-х годов. Повлияла на это и довольно сложная конструкция Т-46-1 и Т-29, но тут ещё надо иметь в виду, что и заказчик (АБТУ КА) периодически «подбрасывал дровишек». Так или иначе, но Т-46-1, Т-29, СУ-5, АТ-1 и СУ-14 (а также, по некоторым сведениям, СУ-6) приняли на вооружение Красной армии. Случилось это в 1936 году. При этом на завод №185 свалился ещё и заказ на изготовление опытной серии СУ-5 (на вооружение приняли вариант СУ-5-2). В 1935 году завод сдал 4 машины, ещё 26 сдали в 1936 году, плюс в начале 1937 года сдали 4 образца СУ-6 (Ижорский завод при этом сдал 6 корпусов). Между тем, Т-46-1, а также САУ на его базе должен был изготовлять завод №174. Т-29 осваивал Кировский завод, а СУ-14 — завод №183.
Сложилась взрывоопасная ситуация. Формально машины приняли на вооружение, завод №185 изготовил опытные образцы, прошедшие (в разной степени) испытания, а производства не было. При этом за Т-46-1 Гинзбурга наградили Знаком Почёта, но этот же танк же чуть не стал причиной огромных неприятностей для главного конструктора завода №185. Завод №174 так и не смог освоить выпуск данной машины, при этом АБТУ КА требовало делать уже Т-46-3 с наклонными броневыми листами башни и подбашенной коробки. Хуже того, завод №174 завалил план по выпуску Т-26. АТ-1, которых за 1937 год планировалось сделать 95 штук, остались без орудий, ведь ПС-3 так и не смогли довести до ума. По ряду причин завод №183 не смог освоить выпуск СУ-14, да и к самой машине возникла масса вопросов. СУ-5 стала жертвой обстоятельств — ввиду задачи срочно восполнить пробел по выпуску Т-26 самоходку на его базе вычеркнули из плана. Ещё больше вопросов оказалось к Сячинтову, ведущему инженеру СУ-5, СУ-6, СУ-14, АТ-1 и ПС-3. Он стал первой жертвой репрессий — 31 декабря 1936 года Сячинтова арестовали, а 6 мая 1937 года расстреляли.
1937 год стал для советского танкостроения временем большого террора. Случился он не на пустом месте. Расстрел, безусловно, является слишком крутой мерой, но случаев массовой растраты и «освоения» бюджетов было более чем достаточно. При этом пострадали, в основном, ведущие инженеры. Попал под колпак НКВД и Гинзбург. 7 ноября 1937 года его арестовали, под следствием он находился до 22 апреля 1938 года. Впрочем, следствие не нашло в деле Гинзбурга состава преступления. В случае с самоходками основная вина лежала на Сячинтове, а в случае с Т-46 — на Симском и Зигеле как ведущих инженерах. В случае с Т-29 ведущим инженером машины являлся Цейц, но больше вины лежало на руководстве Кировского завода, которое завалило выпуск Т-28 и не смогло запустить в серию Т-29. С точки зрения работы завода №185 претензий не было, поскольку машины приняли на вооружение. Более того, именно опытный завод стал местом, где изготовили первые советские серийные гусеничные САУ. Речь идёт о СУ-5 — эти машины относительно долго прослужили и даже неоднократно воевали. Одним словом, ни Гинзбург, ни Барыков серьёзно не пострадали. По окончании следствия Гинзбург был восстановлен во всех правах, но главным конструктором завода №185 уже не стал.
Снова на первых ролях
Репрессии и проверки, которые проводились на танкостроительных заводах с 1937 по начало 1939 года, привели к большой текучке кадров. В этих условиях позиция главного конструктора на некоторых заводах была часто сменяемой должностью. Касалось это и завода №174. В 1938-начале 1939 годов данную должность попеременно занимали К.П. Гаврута и С.И. Шлангман. Гинзбург в это время занимал должность начальника одного из конструкторских отделов на заводе №174. Наконец, в мае 1939 года Семён Александрович становится главным конструктором завода №174. При этом его предшественники продолжили работать на заводе, занимая высокие должности. Кстати, часто упоминается, что Гинзбург имел отношение к разработке Т-100, но это вызывает большие сомнения — его подписей или упоминания нет в документах по данной машине, датированных 1938 годом. Фактически его после ареста в ноябре 1937 года работа на заводе №185 либо шла в другом статусе, либо, что более вероятно, её вообще не велось. То есть самой современной машиной в бытность главного конструктора завода №185 являлся Т-46-5. В случае с заводом №174 ситуация оказалась совсем иной.
Ситуация с заменой Т-26 на весну 1939 года выглядела столь же безрадостной, что и за год до того. СТЗ-25/СТЗ-35, который планировался как следующий после Т-46-1 заменитель Т-26, оказался ничуть не лучше, а на самом деле ещё хуже. На замену Т-28 и Т-35, которые реально позиционировались как танки прорыва, разработали Т-100 и СМК-1, при этом на базе СМК-1 СКБ-2 Кировского завода разработало КВ, а завода №185 разработал его прямого конкурента — танк 050, «половинку» Т-100. На заводе №183 шли работы по А-20 и его чисто гусеничному варианту А-32.
В это время завод №174 работал над модернизацией Т-26. Гинзбург как раз и возглавлял данные работы — это касалось и Т-26-5 с «чехословацкой» подвеской. Также в это время разработали химический танк ХТ-134. Между тем, над заводом №185 в сентябре 1939 года сгустились тучи. Возник закономерный вопрос — зачем нужен завод, который толком ничего не выпускает, а его проекты дальше опытных образцов не продвигаются? Собственно, пока шли работы по Т-100 и Т-111, завод ещё не упраздняли, но угроза была уже осязаемой. В отличие от бывших коллег, Гинзбург, благодаря вполне успешным результатам опытных работ, снова получил «вес» в АБТУ. Например, прекращение работ по подготовке к серийному выпуску А-20 случилось не в последнюю очередь благодаря его докладу, где он обосновал, почему не нужен колёсно-гусеничный танк. В принципе, аргументы вполне разумные. Следует отметить, что «смерть» А-20 была не попыткой расчистить дорогу перед новым танком сопровождения. На самом деле ТТТ на него впервые подготовили ещё весной 1939 года, но до советско-финской войны работы не форсировались.
Начавшаяся в самом конце ноября 1939 года советско-финская война обнажила массу недостатков в системе вооружения Красной армии. Прежде всего, это касалось броневой защиты танков. В срочном порядке была разработана экранировка для Т-26, но она лишь отчасти решала проблему. В начале 1940 года были срочно разработаны ТТТ на новый танк сопровождения пехоты, который должен был получить лёгкое противоснарядное бронирование. Задание на новый танк получили завод №185, Кировский завод и завод №174. В последнем случае появилось несколько проектов — более «простые» Т-125 и Т-127, а также два варианта Т-126. Завод №174 учитывал опыт Т-26-5 — впрочем, практика показала, что все предложенные проекты не устраивали АБТУ КА (с 1940 года — ГАБТУ КА). По этой причине был разработан новый СП-126 с мотором В-3 (половинка В-2), торсионной подвеской и корпусом, чем-то напоминавшим Т-34. Именно этот танк и стал победителем в своеобразном конкурсе на новый танк. А в августе 1940 года завод №185, как «растерявший» все проекты и более не нужный в своём статусе, объединили с заводом №174. Барыков возглавил 8-й ГПИ, а конструкторский коллектив завода №185 оказался на заводе №174. Другой вопрос, что информация о понижении Гинзбурга до начальника отдела неверна. Он действительно возглавил отдел «20» и в 1940 и 1941 годах фигурировал как главный конструктор. А вот Г.В. Гудков, которого часто называют главным конструктором завода №174, таковым стал только в 1942 году, уже после эвакуации завода в Омск.
По итогам эволюции СП-126 появился один из лучших (если не лучший на тот момент) лёгкий танк Т-50. По сравнению с СП-126 улучшилась подвижность, командир стал отдельным членом экипажа, внесли целый ряд других изменений. Главным конструктором оставался Гинзбург, а ведущим инженером — Л.С. Троянов, один из выходцев с завода №185. Кроме того, шасси Т-50 являлось отличной платформой для самоходной артиллерии. Больше того, эту самую самоходную артиллерию в начале июня 1941 года как раз принялись разрабатывать на заводе №174. Увы, Т-50 не повезло — на вооружение Красной армии его приняли 16 апреля 1941 года, а спустя два месяца началась война. Танк оказался без производственной базы с точки зрения выпуска двигателей. В-4 (дальнейшее развитие мотора В-3) только осваивался заводом №75, и начало войны очень сильно ударило по его выпуску. Проблемы с выпуском моторов В-4 в конечном счёте и стали главной причиной «смерти» Т-50. Официально это случилось 6 января 1942 года, но на самом деле всё было очевидно ещё в конце 1941 года. Попытка Гинзбурга заступиться за своё детище делу не помогла.
Роковые самоходки
Незадолго до начала Великой Отечественной войны завод №174 получил задание на разработку лёгкой САУ поддержки пехоты. Базой для неё служили двухбашенные Т-26, которых предполагалось переделать 1200 штук. Данная машина получила внутреннее обозначение Т-26-6. Также запустили работы по ЗСУ на той же базе, машина получила обозначение Т-26-8. Обе самоходки дошли до стадии изготовления в металле, причём Т-26-8 изготовили 2 штуки, а вот Т-26-6, более известная как СУ-26, стала относительно серийным изделием. Изготовляли их на заводе подъёмно-транспортного оборудования им. С.М. Кирова, используя ремонтные Т-26. Эта машина стала первой советской серийной САУ военного периода, причём воевали Т-26-6/СУ-26 вплоть до лета 1944 года.
Из-за начавшейся войны завод №174 до эвакуации сдал всего 50 Т-50, более того, возобновился выпуск Т-26 (из задела собрали ещё 116 штук). В августе 1941 года завод №174 эвакуировали, он поменял несколько площадок, пока в 1942 году не «осел» в Омске. Место танка сопровождения занял Т-60, созданный на базе Т-40. Надо сказать, что Гинзбург крайне скептически относился к малому танку-разведчику, и доля истины в этом была. По боевой эффективности Т-40 был равнозначен лёгкому броневику ЛБ-62, который должны были запустить в серию летом 1941 года, но он, как и Т-50, стал жертвой обстоятельств. Так или иначе, но Гинзбург снова перестал быть главным конструктором. Впрочем, без работы он не остался. 11 сентября 1941 года был создан Наркомат танковой промышленности (НКТП), который возглавил нарком среднего машиностроения В.А. Малышев. Одним из его заместителей стал Ж.Я. Котин, а Гинзбург, соответственно, стал заместителем Котина. На тот момент его должность звучала как «заместитель начальника 2-го отдела НКТП СССР».
На самом деле Гинзбург занимал должность заместителя начальника технического отдела НКТП. Это означало, что он поднялся даже выше должности главного конструктора. При этом одним из основных направлений его деятельности являлась самоходная артиллерия. Ещё в конце января 1942 года он подготовил ТТТ на универсальное шасси с использованием агрегатов лёгкого танка Т-60. Данные требования стали первым шагом к началу работ над лёгкими САУ нового поколения. Кроме того, именно Гинзбург первым предложил использовать неудачную штурмовую САУ КВ-7 как базу для установки 152-мм гаубицы-пушки МЛ-20. Разработанные им требования на такую установку стали началом работ по новой тяжёлой штурмовой САУ — итогом стало появление СУ-152 и самоходок семейства ИСУ. Участвовал Гинзбург и в знаменитом пленуме Артиллерийского комитета, состоявшемся 15 апреля 1942 года. Именно на нём были сформулированы основные направления развития советской самоходной артиллерии.
В дальнейшем Гинзбург сконцентрировался на лёгкой самоходной артиллерии. Он активно курировал работу завода №37, который эвакуировали из Москвы в Свердловск. Именно здесь были разработаны самоходные артиллерийские установки СУ-31 и СУ-32. Эти машины являлись реализацией идеи Гинзбурга о создании универсального шасси. При этом одна машина, СУ-31, имела компоновочную схему по типу лёгкого танка Т-70, а вторая, СУ-32, полностью повторяла концепцию Гинзбурга, то есть базировалась на агрегатах Т-60 и имела два мотора, расположенные параллельно, а также две КПП. На испытаниях выяснилось, что шасси СУ-32 ведет себя надёжнее, особенно с точки зрения теплового режима двигателей. Впрочем, будущего у СУ-32 не было, так как завод №37 к тому моменту объединили с УЗТМ и организовали на нём выпуск Т-34.
На основе шасси СУ-32 была разработана лёгкая самоходная артиллерийская установка СУ-12. Также изготовили ЗСУ СУ-11. Она стала опытной, в отличие от СУ-12, которую приняли на вооружение постановлением ГКО №2559 от 2 декабря 1942 года. Гинзбург, к тому моменту начальник отдела главного конструктора НКТП, являлся главным конструктором машины, а основная нагрузка легла на плечи КБ завода №38 под руководством М.Н. Щукина. Увы, данная машина стала для Гинзбурга роковой. Выбранная схема с параллельно расположенными моторами и двумя КПП ГАЗ-ММ оказалась неудачной. В ходе маневрирования происходило разрушение КПП и бортовых передач, причём к весне это явление стало массовым. В полной мере проблемы с коробками передач стали проявляться в феврале-марте 1943 года, когда началось по-настоящему массовое производство СУ-12. Если за январь отправка с завода №38 составила всего 35 машин, то в феврале Киров покинули 94 САУ, а в марте — 96. Тревогу забили в конце февраля 1943 года. Согласно докладу, датированному 25 числом, по причинам дефекта КПП из строя вышло 79 машин, то есть 45% от выпущенных на тот момент СУ-12! Из них 38 вышло из строя в ходе заводских испытаний, 19 в войсках, ещё 4 (из 5 участвовавших) сломались на испытаниях в Московском артцентре. И это ещё до того, как на машину установили крышу, которая добавила массы к уже имевшимся 11 тоннам.
По мнению Гинзбурга, проблема была связана с плохим качеством КПП. С этим не согласились на ГАЗ им. Молотова. Правда была на стороне ГАЗ. КБ завода №38 лихорадочно работало над улучшением ситуации. Благодаря введённым заводом №38 изменениям в конструкцию аварийность немного снизилась, но всё равно осталась высокой. Дело приняло настолько серьёзный оборот, что по указанию Сталина СУ-12 были изъяты из самоходных артиллерийских полков. Согласно постановлению ГКО №3184 от 14 апреля 1943 года, на заводе №38 были созданы специальные бригады, которые ездили по частям, укомплектованным СУ-12 раннего выпуска и на месте производили их модернизацию. Тем не менее, стало ясно — проблема неустранима. На сей раз виновным оказался Гинзбург. Точку в вопросе поставил Сталин. 7 июня 1943 года он подписал постановление ГКО №3530 «О самоходных установках СУ-76», где есть следующий пункт:
«Конструктора самоходной артиллерийской установки СУ-76 т. Гинзбурга отстранить от работы в Наркомтанкопроме, запретить допущение его в дальнейшем к конструкторским работам и направить в распоряжение НКО для использования в войсках Действующей Армии»
Инженер-полковника Гинзбурга направили на фронт в составе 32-й танковой бригады, где он занял должность заместителя командира бригады по технической части. Бригада действовала в составе 29-го танкового корпуса 5-й Гвардейской танковой армии. Участвовала она и в знаменитом сражении под Прохоровкой. Сам Гинзбург туда не успел, его назначили зампотехом бригады 17 июля. Его боевая карьера закончилась 3 августа 1943 года. В этот день 32-я танковая бригада пошла на прорыв, действуя как основная ударная сила 29-го танкового корпуса. За первый день бригада потеряла 19 ранеными и 7 убитыми. Среди убитых оказался и инженер-полковник С.А. Гинзбург, погибший в районе деревни Малая Томаровка Курской области. Согласно имеющимся данным, погиб он от разрыва авиабомбы. Похоронили Гинзбурга в селе Беленихино Прохоровского района Белгородской области.
Несмотря на столь трагичный финал карьеры инженера-танкостроителя, общий итог деятельности С.А. Гинзбурга сложно переоценить. Даже погубившая его СУ-12 не стала таким уж провалом. Летом 1943 года на базе этой машины КБ завода №38 разработал СУ-15М (она же СУ-76М), которая стала самой массовой САУ в истории, а также второй по массовости боевой машиной Красной армии.
Автор благодарит Игоря Желтова (г. Москва) за помощь в подготовке данного материала.
Источники:
- ЦАМО РФ
- РГАСПИ
- РГАЭ
- РГАКФД
- Архив Игоря Желтова
- ОБД Мемориал
- Фотоархив автора
